Политические реформы в Китае - езда в незнаемое Политические реформы

Доклад ведущего научного сотрудника Института Дальнего Востока РАН В А.Г. Ларина на «круглом столе» «КНР накануне XVIII съезда КПК. Аспекты развития политических институтов» в Институте стран Азии и Африки МГУ 23 мая 2012 г.

Как можно заключить из заявлений руководителей КНР, по крайней мере некоторые из них считают, что время политических реформ уже настало[1]. Содержание реформ они не раскрывают, оно обозначается достаточно расплывчатыми терминами, такими как «демократическая социалистическая политика». Однако при всей специфике политического развития Китая можно предположить, что речь должна идти о введении в какой-то форме и в какой-то мере универсальных демократических механизмов, которые служат рычагами (или создают условия) для воздействия снизу на власть, с тем чтобы заставить ее обслуживать интересы всех слоев общества, а не только собственные, к чему она неизменно тяготеет.

   Деятелям, возглавляющим авторитарный режим, демократия нужна не ради демократии. Создание демократических институтов и внедрение демократических традиций интересует их как инструмент преодоления тех хорошо известных негативных последствий, которые накопились к настоящему времени в ходе реформ и модернизации и превратились в тормоз дальнейшего развития Китая.

Вероятно, некоторые из этих последствий, чисто экономических, возможно устранить или, как минимум ослабить, и не прибегая к политическим реформам. Это, в частности, отставание внутренних районов от приморских, разрыв между городом и деревней. Однако от ряда системных социально-экономических дефектов сложившегося на сегодня китайского общества без политических реформ избавиться невозможно.

К таким дефектам относится, во-первых, массовая бедность нижних слоев населения, чей социальный протест, подогреваемый разительным контрастом с доходами  верхних слоев, в достаточно близкой перспективе создает угрозу стабильности государства. Помимо того, бедность миллионов препятствует расширению внутреннего рынка, которое сегодня рассматривается как одна из важнейших составных частей новой модели развития.

Масштабы этой проблемы слишком велики, чтобы их можно было сгладить в достаточной мере за счет перераспределения бюджетных средств. В то же время проблема слишком остра, чтобы ее можно было урегулировать постепенно за счет повышения производительности труда. Для удовлетворительного решения проблемы требуется перераспределение доходов от привилегированных социальных групп в пользу обездоленных, о чем прямо говорят ответственные  политические деятели. 

Второй дефект – это повальная коррупция (в самом широком смысле, включая откаты, использование инсайдерской информации, уход от налогов и т.д.), проникшая, как показывают факты, даже в весьма высокие эшелоны государственно-партийного аппарата. Коррупция давала о себе знать и в дореформенном Китае. Ныне ее мощным источником служит возникший за годы реформ симбиоз коррумпированной бюрократии и полукриминального бизнеса (условно – «номенклатурный капитализм»).  Специфическим проявлением этого феномена в Китае можно считать отчуждение чиновниками земельных участков, в котором заинтересован строительный бизнес и который вызывает многочисленные крестьянские волнения. Существование названных дефектов социально-экономической системы в больших масштабах делает невозможным  устранение опасного социального неравенства и снижает конкурентоспособность страны на мировом рынке.

В распространении коррупции, в развитии «номенклатурного капитализма» Китай идет по тому же пути, что и Россия, но только мы здесь, кажется,  шагаем впереди.  Заметим в скобках, что некоторые наши китайские коллеги не согласны с последним утверждением, однако факт состоит в том, что Китай, энергичнее, чем мы, борется с коррупцией; несмотря на коррупцию, он продолжает развиваться, и не только по количественным показателям, но и качественно – чего, к сожалению, мы не видим в России. Создается впечатление, что в КНР, в отличие от РФ, «номенклатурный капитализм» пока еще не утвердился в качестве господствующей формы экономических отношений.

 Употребляя марксистскую терминологию, можно сказать так: здесь мы имеем яркий пример того, как производственные отношения становятся тормозом для развития производительных сил и превращаются в инструмент нерационального, с точки зрения общества, распределения общественного продукта. Задача политической реформы – модернизировать надстройку, так чтобы через нее изменить производственные отношения и тем самым дать простор для функционирования производительных сил, а создаваемый ими совокупный продукт оптимальным образом использовать на благо общества.

Каким образом посредством демократизации политической системы победить коррупцию в специфических условиях перехода от тоталитаризма и планового хозяйства к рынку – в этой проблеме еще очень много неясного, и напрямую мировой опыт здесь неприменим. Фактически Китай и Россия располагают в этой области лишь общими соображениями, гипотезами, не наполненными в должной мере конкретным содержанием и не проверенными на  собственном опыте этих стран. Главная идея состоит в том, чтобы добиться «пробуждения народа» и получить с его стороны поддержку в проведении реформ. Это, очевидно, означает, что КПК намерена организовать движение масс под своим контролем и направлять его в нужную сторону.

Однако при этом возникает огромный риск утратить контроль и ввергнуть страну в хаос с непредсказуемыми последствиями. История с Бо Силаем показывает, что накопившееся недовольство масс легко возвращается к антирыночной идеологии дореформенных времен, а это никак не отвечает замыслам нынешних авторов политических преобразований.  Наоборот, пугает их – не случайно Вэнь Цзябао в упомянутую речь вставил пассаж о возможном  повторении «культурной революции».

Другая сложность проведения политических преобразований в КНР заключается в той парадоксальной ситуации, что по их смыслу власть должна ограничивать саму себя; носители власти должны действовать вопреки собственным эгоистичным интересам – личным, клановым, корпоративным. Естественно, что всякую, даже самую робкую попытку покуситься на привилегии властной системы она встречает в штыки и отторгает или же выхолащивает и превращает в фикцию.

У нас нет, кажется, серьезных исследований по современной совещательной демократии в Китае, но некоторые публикации позволяют полагать, что в значительной мере она является фиктивной; то же касается и ряда других публичных институтов, неизменно одобряющих решения вышестоящих инстанций единогласно или почти единогласно. И в дореформенной истории КНР можно найти немалое количество бесплодных бутафорских кампаний и структур То же касается и СССР/России.  

Демократические силы в Китае слабы. Идея демократических реформ вносится сверху гомеопатическими дозами, она имеет сторонников среди интеллигенции, но не стала требованием масс, ее потенциальный носитель – демократическое движение после известных событий 1989 г. фактически исчезло. Протестные настроения низов, недовольство интеллигенции, пытающейся раздвинуть существующие рамки свободы слова – все это накапливается в обществе, не будучи представлено в системе политических институтов.

В то же время господствующая политическая система безусловно жизнеспособна, обладает определенным начальным потенциалом для ответа на вызовы, предъявляемые на современном этапе экономической модернизации,  такие как развитие внутренних районов страны и повышение жизненных стандартов. Она не боится допускать широкую свободу дискуссий в теоретико-идеологической сфере, несмотря на то, что там идет бурление, усиливаются левые тенденции, и даже в стане правых находят место концепции «демократического социализма», предусматривающие улучшение благосостояния масс за счет бюджетных средств. Вместе с тем власть может позволить себе жесткое отношение к политическим диссидентам, строгий запрет на деятельность «Фалуньгун», введение ограничений в Интернете.

Стоит отметить, что репрессивный компонент в политике правительства объясняется не только стремлением защитить корпоративные интересы правящих кругов, но и обоснованными опасениями, что непродуманное, поспешное введение демократических порядков способно сорвать поступательное развитие страны. Свобода публичного слова, многопартийность – это сильнодействующие средства, воздействие которых на массы трудно рассчитать заранее. Разделение властей легко превращается в противостояние властей. Пример СССР/России, тщательно анализирумый в КНР, многому научил ее руководителей в этом отношении (в России, правда, поворот был более крутым: к политическим реформам добавились столь же радикальные экономические). Для Китая с его конфуцианскими традициями политической культуры  развитие демократии – это тем более затяжной прыжок в неведомое.  

Дальнейший путь Китая в сфере политических преобразований сегодня не ясен. Но мы можем уверенно утверждать:  для успеха реформы необходимо, чтобы в правящем кругу существовала достаточно сильная группа политиков, способных поставить государственные интересы выше корыстных классовых интересов. Мы можем также высказать несколько правдоподобных предположений на будущее.

(1) Движение Китая в сторону демократии будет, возможно, стимулироваться углублением социальных контрастов, усилением коррупции, нарастанием недовольства в обществе. В этих условиях логично ожидать появления оппозиционного движения, так или иначе оформленного организационно и, вероятно, опирающегося как на растущий средний класс, так и на нижние слои населения. Активизация масс будет означать увеличение давления на власть и дальнейшее размежевание сил в партии, в том числе в ее руководстве. История взлета и падения Бо Силая может оказаться прологом к будущим конфликтам.

В порядке сопоставления можно отметить, что в России демократические реформы проводились в обстановке, когда в массах сложилось негативное отношение к правящей партии, интеллигенция развернула сильное протестное движение, а партийная верхушка, да и партия в целом утратили прежнее единство и разделились на враждующие группы.  

(2) Вполне возможно, что в Китае  компромиссным результатом противоборства сторонников и противников реформ окажется возникновение новых псевдодемократических институтов, которые на самом деле сделаются средством мимикрии авторитарной системы. Разговоры о реформах в этом случае станут частью политических декораций, превратятся в пустую мантру. Реформы будут буксовать, не в силах преодолеть порог, за которым начинается зона эгоистических интересов господствующих слоев населения. А бюрократия в противовес реформам проявит свою извечную тягу к созданию культа личности, которая обеспечила бы «сплоченность» и порядок в новых условиях, иными словами, защитила бы их от недовольства масс, а заодно и от крайностей в их собственных распрях. Для сглаживания социально-экономических противоречий в обществе, для действительного снижения рисков социальных потрясений мнимая демократия ничего не даст, она только оттянет время кардинальных реформ – или взрыва.

(3) Не исключено также, что результатом эволюции нынешней авторитарной системы станет ее дальнейшая либерализация – новый шаг на пути к такой системе, где правящая партия, сохраняя свой руководящий статус, обладает лишь необходимым для этого «контрольным пакетом» властных полномочий.

(4) В любом случае демократизация китайского общества может быть только длительным и противоречивым процессом, с замедлениями, остановками и даже откатами назад. Разные аспекты демократической системы, в реальности не могут развиваться синхронно. В то же время опыт подсказывает, что для общего успеха реформ крайне важно, чтобы успех на том или ином направлении подкреплялся продвижением на других участках. Свобода прессы, деятельность гражданских организаций должны быть защищены реальным главенством закона, которое, в свою очередь, не может утвердиться, если за него не будут бороться общественные организации и СМИ. Никакая многопартийность не может победить коррупцию и, вообще, не может уцелеть в отсутствие независимого правосудия, но независимость правосудия становится иллюзорной при несменяемой власти единственной партии. Примером здесь может служить многопартийность в России, оказавшаяся неспособной обуздать коррупцию и быстро захиревшая в условиях не-правового государства. То же касается и демократических свобод, таких как свобода слова, эффективных только в определенных условиях, когда власти не в состоянии их игнорировать или подавлять.

При всей неопределенности планов на будущее новые руководители, которые станут у руля власти на XVIII съезде КПК, а затем на сессии ВСНП, наверняка уже имеют какие-то заготовки, которые будут как-то обозначены на этих форумах и послужат первыми шагами на пути реформ. И это будет началом нового великого китайского эксперимента. Но гладкий путь им не гарантирован. Надежду на успех питают большой опыт реформации, накопленный китайскими руководителями, и их чувство ответственности перед страной.

см. напр. выступление Вэнь Цзябао на 5-й сессии ВСНП 14 марта 2012 г.

http://russian.people.com.cn\31521/7758066.html

Публикация на сайте - Институт Дальнего Востока РАН