ПУТИН И СТАЛИН

ИГОРЬ ХАРИЧЕВ

Очередное эпохальное общение президента Путина с народом России состоялось. На все многочисленные вопросы последовали бодрые ответы. Ибо для постоянных зрителей основных российских телеканалов главное — как отвечают, а не что. Народ получил заряд, которого должно хватить до следующей «Прямой линии» в 2014 году.

Действительно заслуживающим внимания в этом году был вопрос Алексея Венедиктова о «сталинских нотках»: о нарастающем числе политических процессов, о большом числе людей, которых подозревают в том, что они — иностранные агенты, о законах, резко сужающих свободу общения, в частности в интернете.«Скажите, пожалуйста, вы действительно считаете, что Россия в XXI веке с помощью приемов таких, эффективного менеджера Сталина, может быть передовой державой?» — закончил свой вопрос Венедиктов.

Путин такначал свой ответ: «Мы с вами неоднократно дискутировали по всем этим вопросам. Я не считаю, что здесь есть какие-то элементы сталинизма. Сталинизм связан с культом личности и с массовыми нарушениями закона, с репрессиями и лагерями. Ничего подобного в России нет и, надеюсь, уже больше никогда не будет. Общество просто у нас другое, и никогда этого не допустит».

Конечно, все зависит от того, как определять сталинизм. Но даже если встать на позицию Путина, можно согласиться только с одним: культа личности сейчас нет. По крайней мере, за неодобрительные слова в адрес Владимира Владимировича пока что не сажают. Что касается остального, то Владимир Владимирович сильно лукавит. Нарушения закона носят массовый характер, если иметь в виду повсеместные фальсификации на выборах, злоупотребления служебным положением представителей власти на местах, поборы с малых предпринимателей, рейдерство со стороны правоохранителей, преследование за малейшую критику в адрес властей в небольших, средних городах, в столицах субъектов Федерации. Репрессии давно уже стали неотъемлемой частью жизни в регионах России: да, расстрелов нет и громадных сроков тоже, но многие критики местных властей получили от «двушечки» до пяти лет по сфабрикованным обвинениям.

До недавних пор обстановка была более свободной только в Москве, однако с прошлого года, с процесса над Pussy Riot, с провокации властей на Болотной 6 мая 2012 года и ареста двух десятков не повинных ни в каких массовых беспорядках людей, с возбуждения бессчетного числа дел в отношении Алексея Навального, ситуация резко изменилась. Чего же добивается власть, которая конечно же не готова посадить столько людей, сколько сидело при Сталине? Запугать людей. Вернуть в нашу жизнь страх. Причем прежде всего в Москве, где вольницы куда больше, чем за ее пределами, где слишком много людей, позволяющих себе оппозиционные настроения. Где уровень страха недостаточен.

Вот она, главная черта сталинизма — страх, который охватывает каждого живущего в стране, какую бы должность он ни занимал, в каком бы уголке ни жил. На то и понадобился 1937 года, чтобы задушить те вольнолюбивые настроения, которые возникали в ходе индустриализации во всех странах и которые явственно ощущались в СССР уже в 1936 году. Сталин добился своего: каждый в огромной стране испытывал страх, от простого колхозника или рабочего до члена Политбюро, от живущего в столице до жителя далекой деревни. Страх сказать что-то не то, страх перед близкими, друзьями, что предадут, вспомнят какие-то «грехи», страх, что оговорят, неправильно поймут, лишат работы, арестуют, сошлют в лагерь или на поселение, что разлучат с близкими, что лишат всего. Страх потерять близких. Страх перед каждым незнакомым человеком. И перед знакомым, потому что неизвестно, на что каждый способен. Страх, что обойдут, подставят. Эти страхи складывались во всеобщий страх, который, как липкая осенняя жижа на российских дорогах, обволакивал всю страну, проникал в душу, выжигал ее, делал человека жалким, лишенным самоуважения.

Со смертью Сталина страх поуменьшился, но не ушел из нашей жизни. По-прежнему было страшно ругать власть, партию, начальство. Для партийных страшными были слова: партбилет положишь. Реальной была возможность для диссидентов попасть в тюрьму или потерять работу без шанса найти другую, став настоящим изгоем. Ну и, конечно, страх чиновника быть исключенным из высшей касты, лишиться благ и особого положения, которые приносит служба.

Собственно говоря, все эти страхи живы по сей день. И они вполне обоснованы. Сколько людей пострадало за критику руководителей и высокопоставленных представителей исполнительной власти в регионах, за критику руководителей правоохранительных органов. Сколько директоров школ, завучей и учителей идет на подлоги на выборах, потому что боится потерять работу, остаться с «волчьим билетом». И уже были примеры того, как поступают с учителями, выступившими против фальсификаций на выборах — их наказали, а виновные в подтасовках никак не пострадали. А следователи, которых заставляют фальсифицировать дела, обвинять невиновных и обелять виновных? А судьи, которые выносят неправосудные приговоры, не имея смелости отказаться от навязанного сверху решения? А тюремщики, которые по негласному приказу доводят до смерти иных несговорчивых подследственных и заключенных? Верность вертикали власти тоже держится на страхе, а не на приверженности каким-то идеалам.

Николай Сванидзе говорил на «Эхе Москвы», что остатки сталинизма сейчас — это отсутствие реального разделения властей, отсутствие независимых судов и независимой прессы. Но все это началось еще при Ленине, продолжалось после смерти Сталина и было воспроизведено в постсоветской России. Это признаки недемократического государства и как минимум авторитарной власти.

Что касается слов Путина о том, что общество у нас другое «и никогда этого не допустит», то наше население пока что не слишком реагировало на преследование гражданских активистов. Мало шансов, что заметная часть наших граждан возмутится жестокими приговорами виновникам в так называемых массовых беспорядках на Болотной 6 мая 2012 года, которые не были беспорядками. Не взволнует многих и тюремный срок Навальному, которого благодаря промыванию мозгов на основных ТВ-каналах многие уже сейчас, до вынесения приговора, воспринимают как преступника. К сожалению, наше общество не отреагирует на увеличение масштабов и степени преследования любого инакомыслия. Так что репрессии сталинских времен могут вернуться, если того пожелает власть. Или невольно соскользнет к этому, перейдя невидимую грань в желании подавить несогласных. Вопрос лишь в том, что это даст России? И нынешней власти? Венедиктов не открывает Америки, подвергая сомнению то, что в XXI веке с помощью методов эффективного менеджера Сталина можно превратить Россию в передовую державу. Сейчас технология тотального страха реализована в Северной Корее, результаты налицо. Стоит ли нашей стране убедиться в этом на собственном опыте? Ответ очевиден.

Для успешного развития России необходимо избавиться от главного «наследия» сталинизма — страха. Это невозможно сделать в одночасье, указом или соответствующим законом. Для этого надо менять устои нашей жизни. Прежде всего приоритет государства над человеком должен смениться приоритетом человека над государством. Должно появиться уважение к человеческой личности, которого никогда не было в истории России. Это требует времени. Но в любом случае самый первый шаг — власть должна отказаться от ставки на страх.

Пока Путин и его окружение продолжают делать ставку на страх, есть все основания говорить о «сталинских нотках» и «элементах сталинизма», а точнее, присутствии сталинского духа в руководстве страной, как бы ни отрицал это нынешний президент.

Автор – секретарь Союза писателей Москвы

Источник: Ежедневный  Журнал, 2 МАЯ 2013 Г.